внимание США на то, что режим Саддама Хусейна служит единственным барьером на пути распространения, в том числе по всему Аравийскому полуострову, исламского фундаментализма из Ирана. Турция тоже заявила в НАТО: «Поосторожней! Мы боимся возникновения Курдистана. У нас более миллиона курдов, и мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы они создали свой Курдистан вместе с иракскими курдами». А единственным, кто мог справиться с курдами, был Саддам Хусейн. Учтя все эти соображения, генералу Шварцкопфу было приказано остановить наступление.

Эта война показала произвол мощной сверхдержавы, которую более не уравновешивает другая сверхдержава. Другим важным выводом из этой войны было то, что в результате сочетания технических и социальных факторов современные державы во главе с США более не намерены во время ведения войны допускать значительных людских потерь со своей стороны – теперь это удел исключительно их противников. Общественное мнение тех самых западных государств, которые вели войну с Гитлером и теряли в этой войне миллионы людей, более не считает допустимым в войнах никаких потерь своих граждан, кроме как чисто символических. «Недопустимые» потери, в частности, заставили США и Францию уйти из Ливана, а США – из Сомали.

Сейчас в недрах «Большой семерки» разработана «доктрина гуманитарного вмешательства». Эта доктрина сегодня – своего рода повторение теорий Хаусхофера с той лишь разницей, что понятие «сильная раса» употребляется во множественном числе: «большая семерка», «высокоразвитые страны».

Классическим воплощением этой доктрины и была операция в Сомали. Никаких потерь не предполагалось. Американцы превосходили своего возможного противника в сорок раз. И тем не менее они просчитались. Народ остается таким, какой он есть. И сомалийцы не пожелали признать за западными странами право на вмешательство в их дела – то самое право, которое эти страны сами себе даровали на том основании, что полагали, будто их экономическая, политическая и моральная системы – наилучшие в мире и поэтому их можно навязывать всем. А оказалось, что нельзя. Потому что у каждого народа, включая сомалийцев, свои особенности (даже Гаити – под самым носом у США – и то сопротивлялась американскому вмешательству). Сомалийцы вопреки ожиданиям Клинтона, начали сопротивляться и нанесли американцам те самые «недопустимые потери», которые заставили Клинтона вывести свои войска. Таким образом, сомалийская экспедиция обернулась для США поражением со всем их превосходством и провозглашенным ими правом на вмешательство в гуманитарных и прочих «благородных» целях.

Тем не менее сомалийский урок не пошел впрок, и то же самое «право на вмешательство» по-прежнему остается на вооружении стран Запада. Причем в том числе и по отношению к России, другим государствам, входящим в СНГ. Запад обусловил сотрудничество со странами СНГ темпами ускорения процесса рыночных реформ в этих странах. А это оказалось совершенно нереальным. Русский народ, в частности, оказался не готовым к тому, чтобы изменить свой образ жизни столь коренным образом и принять образ жизни, который хотел навязать ему Запад. Западу понадобилось два-три века, за которые он познал и голод, и холод, и забастовки, и мятежи, и войны, и безысходную нищету, прежде чем он пришел к нынешнему результату. При этом в социальном плане он так и не достиг совершенства, и его «демократия» – это не земной рай. В тех же США 1/3 населения живет ниже уровня бедности. А во Франции только безработных свыше трех миллионов.

Будущее политическое развитие связано с тем, что технические достижения радикально трансформируют мир. Они трансформируют и человеческое общество. Информатизация и роботизация производства все меньше оставляют возможностей для создания рабочих мест. Напротив, они уничтожаются. Западный мир идет к обществу с 40–50-процентной безработицей. Последствия этого могут быть ужасны. Поэтому, по мнению крупного французского специалиста по геополитике Галлуа, можно предвидеть весьма серьезные потрясения и в XXI веке.

В гонке производительности труда развитые страны будут стремиться к тому, чтобы опередить страны с дешевой рабочей силой. Но стоимость роботизации вряд ли скомпенсирует ту дешевизну труда, которая существует, например, в странах Азии. В результате произойдет относительное уменьшение благосостояния богатых стран, в первую очередь стран «большой семерки», ибо они уже не смогут обеспечивать социальную защиту резервной армии труда и одновременно выдерживать расходы на оплату труда рабочих. Одновременно несколько возрастет уровень жизни стран «третьего мира». Это вполне возможная картина XXI века.

Это будет иметь соответствующие последствия: геополитические, социальные и экономические. Когда премьер-министр Франции ездил в Тулузу открывать линию метро, по которой пассажиров перевозят автоматические поезда без водителей, он не задумывался о ликвидации безработицы. Выходит, он предпочитает платить человеку, который работал в этом метро, пособие по безработице, а не зарплату. Рост производительности труда будет сопровождаться ростом безработицы, и такое положение сохранится примерно до середины следующего века.

И еще одна опасность – военная. Но, скорее всего, ее удастся отвести. В обычной, так называемой классической, войне правительство посылает войска на войну на то или иное заданное расстояние, при этом стремится к тому, чтобы по крайней мере центральная часть своей страны оставалась вне конфликта. В случае ведения ядерной войны современными средствами, особенно оружием массового поражения дальнего действия, тыл и фронт поменяются местами. Военные подвергаются меньшему риску смерти, чем гражданские лица. Так, например, экипаж атомной подводной лодки, которая практически неуязвима, может уничтожить целый город. Вот эта новая ситуация заставляет правительства воздерживаться от игры с огнем. В первую очередь это касается ядерных держав. Уже тот факт, что победителей в такой войне не будет, делает эту войну бессмысленной, идиотской.

Китайский маршал Чэнь И сказал агентству Рейтер в 1958 году: «Чем больше будет ядерных держав, тем осуществимее будет задача достижения мира. Мир наступит, потому что они все будут бояться войны».

Несмотря на это, мир накапливал ракетно-ядерное оружие. Совершалось самое крупное мотовство в истории, что особенно наглядно показала гонка вооружений между СССР и США. Гонка шла по принципу – кто сколько раз может уничтожить друг друга. Раз вы меня можете уничтожить пять раз, то я вас – десять. Вы меня – десять, я вас – пятнадцать. Сейчас стало ясно, что можно на 80 процентов сократить накопленные ядерные арсеналы без какого-либо риска для безопасности ядерных держав, стало очевидным, что это действительно было разбазаривание денег. Ядерные стратеги, увы, обладали мышлением стратегов прошлых классических войн, в которых выигрывала та страна, у которой было больше оружия. А в ядерной войне это не так. Даже тот, у кого немного ядерного оружия, может сделать обладателя огромного ядерного арсенала уязвимым. СССР и США, особенно СССР, небывало истощили свои ресурсы в гонке вооружений. Но вот китайцы поняли эту мудрость. Они могли произвести